Отряд оказался в бараке, где отдыхали только что поужинавшие французские солдаты. Большинство из них сняли мундиры и сапоги и остались в одних сорочках. Некоторые французы читали или писали письма, растянувшись на кроватях. Довольно большая группа играла в карты, а еще несколько человек оживленно беседовали.

Полковник сразу заметил, что мушкеты французов сложены возле входной двери, и обитатели барака оказались беззащитны, когда англичане ворвались внутрь и открыли огонь. Нападение было молниеносным и ужасным. Через несколько минут не меньше полусотни солдат лежали мертвыми, а еще больше были ранены.

Ренно застрелил двоих из лука и спокойно скальпировал их.

Нападение закончилось так же неожиданно, как и началось.

— Уходим! — закричал генерал Пепперелл, перекрывая грохот выстрелов. — Уходим!

Отряд отступил, оставляя врагов за спиной, но трудности только начинались. Едва ополченцы вышли на плац, собираясь уйти тем же путем, что и пришли, как раздались выстрелы.

Ренно услышал знакомый клич и понял, что отступавшие сенеки завязали бой с французами и их союзниками. Спеша на звуки битвы, молодой воин пробрался к тому месту плаца, где сенеки, онейда и могауки вступили в яростную схватку с защитниками Цитадели. Ирокезы находились в лучших условиях, потому что пользовались луками и стрелами, оставаясь невидимыми.

Колонисты отступали, пользуясь прикрытием союзников. Отряд образовал двойной ряд, и те, кто стоял впереди, опустились на одно колено.

— Огонь! — скомандовал генерал.

Полковник Уилсон продвигался по всей линии огня, не обращая внимания на мушкеты французов и ливень гуронских стрел. Только Авдий Дженкинс воздержался от участия в схватке.

Ренно встретился взглядом с отцом и подошел к нему поближе. Гонка, демонстрируя удивительное спокойствие, не стрелял вслепую. Напротив, он дожидался, пока заметит вражеский мушкет или пистолет, а потом посылал в ту сторону стрелу.

Поднявшаяся снежная буря мешала обеим сторонам, но становилось ясно, что защитники, которых было много больше, близки к победе. Необходимо было срочно отступать.

Французы отлично понимали, что нужно врагам, и решили сорвать их планы. Защитники ринулись вперед, в руках гуронов сверкали ножи, а французы бежали с заряженными мушкетами в руках.

— Придется уходить, пока нас не разбили наголову, — сказал полковник Уилсон.

Генерал кивнул и отдал общий приказ об отступлении.

Несколько самых опытных бойцов остались прикрывать отход ополченцев и ирокезов. Ренно оказался рядом с отцом.

Гонка подавал пример остающимся позади воинам и колонистам. Не меняя позиции, он ждал, пока враг приблизится на нужное расстояние, и тогда стрелял из лука. Множество врагов лежали пронзенные стрелами великого сахема.

Эндрю Уилсон избрал ту же тактику, и, наконец, пришла очередь проявить себя Авдию Дженкинсу. Сделав очередной выстрел, полковник передавал пистолет священнику, тот перезаряжал оружие, возвращал его и забирал следующий пистолет.

Никто не стрелял точнее Тома Хиббарда, метившего исключительно в гуронов. Вспышки мушкета привлекали индейские стрелы, но англичанин стоял, словно заговоренный, и пулю за пулей посылал в неприятеля, с мрачной улыбкой перезаряжая оружие.

Заветная мечта Ренно становилась реальностью. Они с отцом стояли плечо к плечу, сражаясь с врагами сенеков, и дух молодого воина ликовал. Никогда еще он не целился тщательнее. Глаза юноши горели. И перед ним вскоре выросла гора трупов. Защитники Цитадели, не обращая внимания на огромные потери, волна за волной посылали вперед пехоту и индейских воинов.

Внезапно перед Ренно появился французский офицер. Лицо его показалось юноше знакомым. Битва застала француза врасплох, и он был в одной сорочке, хотя на голове его красовался напудренный парик. В одной руке противник держал пистолет, в другой, раненой, сжимал шпагу.

Офицер вскинул мушкет, и парик упал с его головы.

Ренно узнал воина: это был тот самый белый гурон, его смертельный враг!

В тот же миг Алан де Грамон узнал молодого индейца, которого когда-то оставил в живых. Теперь положение изменилось. Ненависть сверкнула в глазах французского офицера, и он крикнул на языке гуронов:

— Ты! Опять! Нужно было убить тебя еще тогда!

Алан де Грамон поднял пистолет, послышался клацающий звук, но выстрел так и не раздался.

Ренно достал металлический нож, желая покончить с врагом, но Алан де Грамон оказался проворнее. Швырнув бесполезный пистолет в голову противника, Грамон отступил, исчезнув в тумане.

Ренно понял, что еще не пришел срок закончить их поединок. Они еще встретятся. Непонятным образом судьбы двух белых индейцев были связаны, может быть, такова воля маниту, и только один из них останется в живых после следующей встречи.

В битве наступило короткое затишье. Первым это понял Гонка.

— Уходим, — коротко сказал он.

Великий сахем взглянул на сына, и никогда прежде Ренно не видел во взгляде отца столько любви и гордости.

Для Ренно не было высшей похвалы, не было более ценной награды. Даже если бы ему было суждено погибнуть прямо сейчас, жизнь его была прожита не зря.

Гонка и его воины тихо скользнули прочь. Эндрю Уилсон попытался последовать их примеру, но его крошечный отряд произвел столько шуму, что привлек внимание гуронов. Те поняли, что противник хочет уйти. Несколько индейцев, сориентировавшись быстрее французов, двинулись к воротам, в попытке перекрыть выход, и вновь загремели мушкеты, засверкали ножи и в воздухе засвистели стрелы. Перед каждым выстрелом следовало убедиться, что стреляешь во врага, а не в союзника.

Ренно, Том и Авдий приблизились к воротам и увидели, что Джефри Уилсон и Эйб Томас отбиваются от группы гуронов.

Ренно бросился к ним, вонзил нож в спину одного из гуронов, вытащил и ударил другого. Том сражался без устали, используя мушкет как дубинку, и наносил один удар за другим.

Впервые в битву вступил Авдий Дженкинс. Он застрелил гурона, который хотел томагавком размозжить ему голову, и, быстро вытащив шпагу, сразил другого врага. Удар оглушил гурона, и он исчез в тумане.

Ренно заметил перед собой двух раненых ополченцев. Джефри Уилсон лежал в снегу, оглушенный ударом томагавка, а Эйб Томас истекал кровью, получив две ножевые раны. Бедняга с трудом дышал.

Ренно опустился рядом с ним на одно колено и прочел в глазах юноши близкую смерть.

Эйб долго смотрел на старого друга и наконец узнал.

— Ренно, — с трудом выговорил он, — прости меня. Ты ДРУГ.

Эйб закрыл глаза.

Несмотря на переполнявшую его скорбь, Ренно верил, что теперь Эйб соединится со своими предками. Его безжизненное тело придется оставить здесь. Но сын полковника был еще жив, так что Ренно быстро подхватил его и перекинул через плечо, словно подстреленного оленя.

Колонистов не надо было торопить. Они проскочили в ворота следом за Авдием Дженкинсом. Молчаливый Том Хиббард двигался последним, готовый сокрушить любого, кто посмеет приблизиться к ним.

Ренно легко бежал вниз по улице. Только сенека, с подобным грузом на плече, мог выдержать скорость, заданную Авдием. Отступающие неслись по узкой извилистой улочке к реке Святого Лаврентия.

Конечно, многие жители нижней части города слышали звуки битвы, но у них хватило здравого смысла отсидеться за запертыми дверьми своих хижин. Люди считали, что находятся под защитой войска короля Людовика и индейских союзников Новой Франции, а потому не собирались вступать в бой, о котором ничего не знали. Так что никто из мирных жителей не вышел на улицу, чтобы помешать последним участникам набега спуститься к реке. Атака была настолько стремительной, что орудия военных кораблей даже не успели вступить в бой.

Из Цитадели также никто не выходил. Возможно, французы, гуроны и оттава даже не поняли, что противник уже скрылся.

Авдий растерялся, увидев перед собой темные воды реки. Ренно, однако, резко развернулся и, все еще неся на плечах бесчувственное тело Джефри Уилсона, повел товарищей к последнему плоту. Эндрю Уилсон уже собирался подавать сигнал к отплытию, когда из тумана появился юный сенека с телом солдата на плечах. Сразу узнав сына, полковник одновременно встревожился и обрадовался.